Противостояние КГБ и МВД: в 1980 году пьяные милиционеры убили майора КГБ :: социальная сеть мам и пап, форум родителей

Вечером 26 декабря 1980 года пьяные милиционеры на станции метро «Ждановская» (сейчас - «Выхино») незаконно задержали, жестоко избили и ограбили майора КГБ Вячеслава Афанасьева. Позднее, чтобы замести свои следы, они убили чекиста.
Расследование этого преступления вылилось в противостояние руководства двух ведомств СССР: КГБ и МВД. Оказалось, что многие московские милиционеры участвовали в разбойных нападениях и грабежах, массово скрывали преступления ради статистики.

Вечером 26 декабря 1980 года на «Ждановской» (сейчас - «Выхино»), конечной станции одной из линий московского метро, в вагоне задремал мужчина с обувной коробкой в руках и портфелем рядом. Подвыпивший майор КГБ Вячеслав Афанасьев по дороге домой заснул и пропустил пересадку, оказавшись таким образом на «Ждановской».

Работники станции разбудили его, вывели из вагона и позвали сотрудников линейного отделения милиции. Афанасьев показал им своё удостоверение, но милиционеры всё равно его увели, хотя по инструкции не имели права задерживать сотрудника Комитета госбезопасности.

После этого развернулась настоящая драма: пьяные стражи порядка жестоко избили и ограбили Афанасьева, а осознав, что их ждут крупные неприятности, вывезли его за город на машине своего начальника и бросили умирать.

Когда тело майора нашли, было возбуждено уголовное дело по статье «Убийство». В расследование оказались втянуты Юрий Андропов и Николай Щёлоков - руководители КГБ и МВД СССР. Для Щёлокова это имело роковые последствия.

О подробностях преступления рассказал легендарный следователь Генпрокуратуры СССР Владимир Калиниченко, который вёл скандальное дело в то время.

— Владимир Иванович, именно вы в конце 1980-х первым приоткрыли завесу тайны вокруг убийства на «Ждановской» и рассказали о нём публично.

— Да. Это было в 1989 году, когда я написал о нём в журнале «Юность». Тогда издание возглавлял наш известный поэт Андрей Дементьев. Когда я ему показал свой очерк, только изменив фамилии, он сразу сказал, что опубликует его.

— Широкую известность убийство майора Афанасьева получило после выхода в 1992 году фильма «Убийство на «Ждановской» с Иваном Бортником в главной роли, который, по сути, играет вас. Вы были консультантом ленты, но остались ею не очень довольны?

— Сценарист Иван Лощилин исказил всё, что можно было, причём за моей спиной. И это всё выяснилось, когда фильм уже снимался. Я уже не стал с ними спорить, сказал режиссёру: «Что хотите, то и снимайте — мне всё равно».

— Вернёмся к самому убийству. Как это знаковое дело попало к вам? Ведь на тот момент вы, достаточно молодой следователь, работали в Москве всего год?

— В то время я только закончил крупное дело по Министерству рыбного хозяйства (это эпизод из большого дела «Океан») и принял к производству очень перспективное уголовное дело о взятках в Министерстве промстройматериалов, очень похожее на предыдущее «рыбное». И тут происходит это убийство. Сначала возник серьёзный спор между следственным комитетом при КГБ и вторым главком. Следователи КГБ считали, что он (Афанасьев. — RT) погиб вследствие ДТП, а контрразведчики думали, что произошло убийство... На совещании у Андропова контрразведчики попросили, чтобы дело передали нам в прокуратуру СССР, потому что следователи КГБ, в отличие от нас, не имеют опыта в расследовании убийств. И назвали конкретную кандидатуру следователя.

— Вас?

— Нет, моего коллегу Юлия Любимова. Но когда из КГБ позвонили моему начальнику — главе Следственного управления Генпрокуратуры Виктору Найдёнову — и передали просьбу от Андропова взять это дело и поручить его Любимову, тот ответил, что у него есть следователь посильнее. Мне потом, конечно, было приятно узнать, что он имел в виду меня. Найдёнов позвонил мне и сказал, что ко мне сейчас подъедут из КГБ и чтобы я ничем другим не занимался.

— Получается, дело возбуждали не вы?

— Возбуждали следователи КГБ. Они уже собрали несколько томов и успели установить, что майора вывели из вагона метро дежурные по станции и вызвали сотрудников милиции. Их допросили, они опознали Афанасьева по фотографиям и сказали, что они его увели в комнату милиции.

— Как удалось установить личность Афанасьева? Ведь милиционеры пытались имитировать ограбление, забрав все документы.

— Когда его везли на «Волге» их начальника Барышева за город, машина шла с нарушением ПДД и их засекли на посту ГАИ. Они увеличили скорость и стали скрываться, их преследовали два экипажа ГАИ, но, когда они доехали до развилки в сторону аэропорта Быково и повернули туда, там был пункт милиции, который фиксировал номера всех проезжавших машин, и номера этой «Волги» тоже записали.

Когда Афанасьева подбросили, никто ничего не знал, но приехавшие работники милиции при осмотре нашли у него записную книжку. Там было две фамилии — как раз тех его коллег, с которыми он тем вечером отмечал. Одному из них позвонили и сказали, что нашли такого-то человека, у него блокнот и ваша фамилия, а тот: «Так это Слава Афанасьев».

— Который оказался ни много ни мало замначальника секретариата КГБ СССР.

— Эту должность мне называли официально. А потом, как я узнал (это от меня скрывали), он был начальником особого шифровального отдела. У него удостоверение носило особо секретный характер, оно не должно было попасть ни в чьи руки. Оно специально крепилось к карману. Когда милиция осмотрела место происшествия, они сразу поняли, кем был Афанасьев и чем это чревато, потому что этого работника ГАИ, который записал номера «Волги», тут же услали из Москвы на курсы, а сам журнал, где велась запись, исчез.

— Какой была первая реакция в КГБ на обнаружение Афанасьева?

— Когда его личность установили, милиционеры позвонили дежурному по КГБ, так как не имели права сами производить какие-то действия. И туда немедленно выехала следственно-оперативная группа, которая и возбудила уголовное дело.

Цитата:

Спустя несколько дней у следователей КГБ появилась версия, что Афанасьев погиб вследствие ДТП, она была озвучена на совещании у Андропова. Но они не знали (или знали, но не афишировали) про факт задержания Афанасьева на станции метро и про то, что он исчез, побывав в этой комнате. А контрразведчики знали (или догадывались) и считали, что это именно убийство.

— Значит, подозрения падали на милиционеров, за которых был всегда готов заступиться всесильный министр Николай Щёлоков — один из ближайших соратников Леонида Брежнева, с которым тот работал вместе не один десяток лет.

— Да, мы понимали, что он может нам помешать. Для задержаний мы выбрали 14 января 1981 года, когда Щёлокова не было в Москве. В тот день была собрана бригада, я подготовил постановления на обыск в различных подразделениях милиции. В переулке следователей ждали «Волги» КГБ. Когда они туда садились, то вскрывали конверт и ехали по тому адресу, который там был указан, для проведения следственных действий.

Для милиции это была полная неожиданность. Всех милиционеров свозили в СИЗО «Лефортово». Мне там выделили кабинет, МВД туда доступа не имело.

Если бы они сразу признали задержание Афанасьева на станции, у меня была бы серьёзная проблема — доказать убийство было бы крайне сложно. А когда они все стали отрицать сам факт задержания, я понял, что основных фигурантов — тех, кто работал в тот день на «Ждановской», — я имею право задержать. Хотя бы по подозрению в превышении власти. А остальное уже было профессиональной работой. Есть одна деталь в этом деле, о которой многие журналисты почему-то не говорят.

— Какая же?

— Когда изымались документы в 5-м отделении милиции, где они работали, я увидел, что там массово совершались преступления. Ведь в этот же день все постовые на «Ждановской» к моменту появления Афанасьева уже были пьяны. За исключением одного Селиванова, в отношении которого я потом дело прекратил.

Цитата:

И они пили каждый день. Они брали первых задержанных (называли их «карасями») и грабили их. У них был такой промысел. Афанасьев для них был просто очередным «карасём».

— Афанасьев пытался объяснить им, кто он?

— На перроне станции, когда они подошли, он показал своё удостоверение и сказал, что его не надо задерживать, он домой сам доберётся. Они ему скрутили руки за спину и потом стали отбирать удостоверение. С этого всё началось.

— Задержали вы многих, а как удалось выявить круг непосредственно причастных к убийству?

— Те, кто не был непосредственно причастен к его убийству, но был в тот момент в отделе, — Телышев, Пиксаев — первыми начали колоться, как началось избиение и так далее. И так остались три фигуранта: Рассохин, Попов и Лобанов. Уже намного позже засветился их начальник Барышев.
«Его успели догнать»

— Как вы пишете в своей книге, в ходе разбирательства выяснилось, что эти милиционеры годами совершали преступления. Оказалось, что тот же Лобанов убил случайного знакомого у себя дома, расчленил его, а потом избавлялся от тела по частям. Туловище сбросил с моста в Орехове-Зуеве, и оно, не попав в прорубь, осталось лежать на льду. Уголовное дело по факту обнаружения части тела, как выяснилось при проверке, никто не заводил. При этом Лобанов на доходы от своей преступной деятельности за пять лет смог скопить на кооперативную квартиру.

— При изучении документации я увидел, что у них шло массовое укрытие тяжких и особо тяжких преступлений. Сначала они забирали у пьяных из портмоне часть денег — рублей 30—40 от зарплаты, например. Потом постепенно стали забирать всё, потом пошли избиения, убийства.

Когда его избили, Селиванов позвонил дежурному по 5-му отделению и сказал, что ребята задержали комитетчика и хорошо его отлупили. Тот спросил, не сошли ли они с ума, и потребовал немедленно его отпустить. Селиванов передал коллегам команду дежурного, и Афанасьева отпустили.

И тут Афанасьев, уходя уже, не сдержался и сказал Попову и Лобанову: «Я вам этого, мерзавцы, никогда не прощу». Он вышел, а в это время Лобанов и Попов поняли, что он их заложит, и вдвоём решили его грохнуть. Афанасьев запутался и сначала вышел не туда, на платформу прибытия поездов. Возможно, эта заминка стоила ему жизни. Они успели догнать его уже на платформе убытия.

Он отказывается пройти с ними, они заламывают руки и снова затаскивают в отдел. Они не решались расправиться с ним и послали Попова за водкой. Он пришёл, увидел лежащего Афанасьева и тогда взял его за волосы и дважды ударил головой о стену. Афанасьев уже был не жилец.

— Дежурным по станции — «красным шапочкам», как их называли, — Афанасьев показал удостоверение, и они тоже вполне могли не звать милицию. Почему они этого не сделали?

— Мне потом сказали, что они с ними были как бы в доле. И если находили в вагоне пьяных, всегда вызывали наряд. Была ли всегда в этом необходимость? Нет, степень опьянения же разная бывает. Афанасьев сам сказал, что доедет домой. Я тоже иногда подвыпивший в метро ездил, чего греха таить.

Как, кстати, и Селиванова, который единственный пытался Афанасьева как-то выручить. Я его сначала арестовал, потом освободил. Он тоже был для меня очень важным свидетелем. Не было необходимости проявлять принципиальность, когда его показания в качестве свидетеля имели куда большее значение, чем в качестве подозреваемого или обвиняемого.

— Какие версии выдвигали задержанные?

— Поначалу милиционеры пытались подставить Гречко — старшего бригады вытрезвителя, который в тот день трижды приезжал на «Ждановскую». Он этого Афанасьева видел, но у него было какое-то ложное понятие солидарности. И когда Рассохин стал на него показывать, я этого Гречко арестовал. У меня была уверенность, что бригада медвытрезвителя вывезла Афанасьева из Москвы на своей машине.

И когда я между ними проводил очную ставку и Рассохин заявил Гречко, что тот вывез, Гречко упал на колени передо мной и чуть ли не в истерике запричитал: «Товарищ следователь, родненький, я не убивал!»

И он начинает рассказывать. Как этого Афанасьева увидел в первый раз, как отказался вывозить его во второй раз, когда тот уже был без сознания. И я вижу, что Рассохин в жутком состоянии, он же товарища оговорил. Я тут же вызываю конвой, убираю Гречко и берусь за Рассохина.

— Он уже был в нужной кондиции?

— Да, начинаю его колоть. И хотя я знал, что на месте обнаружения тела Афанасьева были следы «Волги», я этому изначально значения не придал, думал, что это выдумка. А здесь, когда я начинаю его припирать, я про это вспомнил и говорю: «Коля, на какой машине его вывезли? Вытрезвитель здесь ни при чём, зачем ты «Волгу» скрываешь?»

Он весь трясётся, пот ручьём. Подтверждает, что «Волга». Я говорю: «Коля, кто приехал на «Волге»?» Сел напротив него, начинаю давить, а он: «Б... Б...» — только первую букву произносит.

Цитата:

А мне же Барышев, их начальник, названивал перед этим, встретиться предлагал. Я ему говорю: «Подожди, не понял, на «Волге» был Барышев, что ли?» Он говорит только «да» и оседает. Вижу, что он готовый.

Он попросил перенести допрос, но тут уже я ему сказал: «Нет, Коля, давай всё подробно рассказывай». И он заговорил.

— Дальше уже было попроще?

— Для меня было самым главным найти удостоверение. Это была личная просьба Андропова, КГБ очень беспокоило, что оно исчезло. И позже, во время допроса Лобанова, я решил, что он меня водит за нос. Вызвал его жену. Всё это долго рассказывать, конечно, но если вкратце, то в конце концов она мне призналась, что замывала следы крови на стене и на диване у них дома. И я на этом убийстве случайно встреченного им Анцупова в 1975 году колю Лобанова.

— В своей книге вы рассказываете, как Лобанов проходил аттестацию, — очень показательный пример нравов, царивших в том отделе.

— Да, он пришёл на неё в дрезину пьяный. Комиссия на это не обращает внимания, только Барышев ему пальцем погрозил. Он после этого разворачивается, идёт к двери, но вместо неё шагает в шкаф. Все сделали вид, что не заметили, и аттестацию он прошёл.

— Суд в итоге приговорил троих убивавших и их начальника Барышева к расстрелу, другие получили приличные сроки...

— Нужно напомнить, что расстрелянный Барышев физически ничего не делал Афанасьеву. Когда они его вывезли и вытащили уже из машины, там был мороз градусов 12, стали раздевать и имитировать разбойное нападение. Рассохина в прошлом медика, Барышев спросил его, жив ли ещё Афанасьев.

Рассохин нанёс несколько ударов монтировкой — бил по голове, по бровям, ещё попал один раз по груди, два раза промахнулся. Потом монтировку взял Попов, сделал три прицельных удара, а Лобанов монтировку брать не стал — добивал ногами по голове. Втроём они совершили это убийство, Барышев стоял рядом и командовал. Но я ему в итоге вменил около 30 эпизодов злоупотребления служебным положением — то, что смогли выявить. Материалы были выделены в отдельное производство, я их передал в прокуратуру Москвы, и там уже они занимались ими.

Шпионский след

— В этом деле было дополнительное обстоятельство, придавшее и без того неординарному преступлению ещё больший внутренний резонанс. О нём и сейчас мало кто знает. Ведь убийство Афанасьева тесно переплеталось с бесследным исчезновением за полгода до этого сотрудника КГБ Виктора Шеймова и его семьи. Долгое время считалось, что он также мог быть убит. Потом выяснилось, что Шеймов бежал в США, но в СССР много лет об этом не знали.

— Уголовное дело в отношении Шеймова об измене Родине расследовалось параллельно с моим. И в КГБ ещё тогда установили, что он сбежал. Шеймова с семьёй доставили в посольство США, там его загримировали под второго пилота самолёта посла США, а его жену Ольгу и дочь Лену запаковали в контейнер, который как дипломатический груз не подлежал досмотру в аэропорту.

— То есть факт его предательства в КГБ установили сразу?

— Да. Мне это и сам следователь КГБ говорил, и было ещё подтверждение. Ко мне обратились контрразведчики для проверки версии об измене Родине, и я проводил кое-какие экспертные исследования. Если бы они дали положительный результат, то вывод был бы один: он завербован и работает на американцев. Это секретные вещи, я не буду раскрывать детали, но они дали положительный результат. Тогда они окончательно убедились, что он изменник, и дело было переквалифицировано на эту статью УК. А вообще подозрения в отношении Шеймова возникли ещё до бегства, в частности, незадолго до этого его перестали в командировки отпускать.

— Странно: если были подозрения, что Шеймов предатель, то почему ему позволили сбежать и не арестовали раньше?

— Шла определённая игра, как это было с другим нашим известным перебежчиком — Олегом Гордиевским. Насколько я понял потом (мне никто этого не говорил), Шеймов был заместителем Афанасьева. Поэтому у КГБ был особый интерес разобраться во всех деталях убийства.

— Правда ли, что трое основных фигурантов убийства Афанасьева признались и в убийстве Шеймова? Трудно представить, что они это сделали добровольно...

— Когда убили Афанасьева, судьба Шеймова и его семьи была неизвестна, он просто пропал. Поэтому тогда и возникла версия, что вся семья была убита. Мне говорят об этой версии, и мы начинаем её отрабатывать. Бить их никто не бил.

Пока не будет трупов, пока не будет объективных доказательств, ни о какой отработке этой версии не может быть и речи. Но когда эта версия зашла в тупик, мой начальник Найдёнов разнервничался и этот эпизод забрал у меня, поручив его Любимову. И они ему тоже признавались в этом убийстве.

То, что это пустышка и убийство Шеймова не их рук дело, мы поняли в тот момент, когда появились подозрения, что он изменник Родины.

Провокации и слежка

— Что ещё известно о преступлениях этой группы милиционеров?

— Убийство Афанасьева — это ничтожная часть того, что они натворили. Я знал, что у них были изнасилования, другие убийства. Один раз из-за бутылки шампанского убили парня, который возвращался со свадьбы. Если всё это рассказывать... Но они всё это совершали, будучи сильно пьяными, поэтому что-то смогли раскопать, но очень многого найти не смогли. Полный список их злодеяний так и не установлен.

— Довольно быстро это дело дошло до самых верхов и превратилось, по сути, в личное противостояние Юрия Андропова и Николая Щёлокова. А Брежнев был в курсе этого убийства?

— У Андропова и Брежнева были очень доверительные отношения. Леонид Ильич называл главу КГБ Юрой. Но когда дело начиналось и милиционеров только задержали, они сидели в «Лефортове». Мне нужно было подписать документы у замначальника этого СИЗО, был такой Лагутин. Было часов восемь вечера, а контрразведчики меня ранее предупреждали, что против меня могут быть разные провокации.

Когда я зашёл к нему, там сидели несколько человек, один из них был из Внутренних войск. И он предлагает мне выпить, наливает стакан водки. Я, вообще-то, выпивал в те годы. В тот момент растерялся, сказал, что пить не могу. Они предложили сухого вина, чисто символически я пригубил. Когда ушёл, думал ещё: может, они от чистого сердца предложили?

Но сразу пошёл к представителю КГБ полковнику Олегу Запорожченко, с которым плотно работал по этому делу. Мы сразу договорились, что у нас не будет тайн. Всё ему рассказал. После этого он дал свою машину и поручил двум своим подчинённым сопроводить меня до квартиры. А меня возле подъезда ждут двое пьяных. Я выхожу и сразу понимаю, что происходит. Сотрудники КГБ не растерялись, тоже вышли и спросили: «У вас что, к товарищу какие-то претензии?» Претензий у них не было. То есть они должны были меня спровоцировать, меня бы задержали пьяным за драку и просто вывели бы из дела.

— Что последовало после этой провокации?

— Я доложил своему руководству — Найдёнову, пишу рапорт, а по линии КГБ информацию об этом довели до Андропова. Потом узнаю, что Лагутина вызывают в приёмную Андропова, срывают погоны и увольняют.

— За вами следили?

— Когда я сказал, что меня держат под плотнейшим наружным наблюдением, комитетчики сначала не поверили. Но я смог им это наглядно показать. И тогда мне в машину КГБ сажает радиоразведку с аппаратурой и разрабатывает мне план перемещения по Москве, документируя всё, что покажет радиоперехват. И всю эту слежку зафиксировали.

Тогда Андропов вызывает своего заместителя Цинёва, который был давним приятелем Щёлокова, ещё с довоенных времён, по Днепропетровску. Он послал его передать эти материалы Щёлокову и попросить прекратить эти безобразия. Цинёв взял с собой генерала Вадима Николаевича Удилова — замначальника главка контрразведки. Тот мне потом пересказал, как всё прошло.

Они приехали к Щёлокову, Цинёв зашёл, они о чём-то поговорили вдвоем, и, когда они вышли, Цинёв представил министру Удилова.

Цитата:

Щёлоков говорит Удилову по поводу слежки: мол, это всё фокусы ГУВД Москвы. Удилов передал мне такую фразу министра: «Как бы мои архаровцы не убили следователя. Пусть будет поосторожнее».

Он всё валил на ГУВД, хотя мы зафиксировали слежку именно со стороны машин МВД, это были его машины. Удилов, рассказав мне это всё, спросил, не испугался ли я. Честно сказал ему: «Вадим Николаевич, всё так далеко зашло, что я могу только надеяться, что вы не дадите меня прикончить».

Вот это был наиболее серьёзный момент, пожалуй.
«Допускал, что решение о моей ликвидации кем-то могло быть принято»

— Даже сейчас, когда уже мало удивляешься происходящему в правоохранительных органах, представить, что руководство МВД готово ликвидировать следователя Генпрокуратуры, чтобы помешать расследованию, очень сложно. То есть эти слова Щёлокова вы восприняли как прямую угрозу своей жизни?

— Я вполне допускал, что решение о моей ликвидации уже кем-то могло быть принято. Но, отводя подозрения от себя, упреждая ситуацию, он как бы перевёл стрелки на ГУВД. То есть он не отрицал, что это есть, но как бы говорил, что в случае чего грешите на них, а не на его аппарат.

— Вам же вроде выдали оружие, хотя следователям тогда оно было не положено?

— Мне хотели дать боевой пистолет, но я отказался. Сказал, что не оперативник и могу с перепугу кого-то пристрелить. Всё может случиться, а им это и нужно — спровоцировать меня, чтобы я с перепугу наделал дел. Они согласились с этим и выдали мне какой-то специальный газовый пистолет. Уже когда они были арестованы, когда появились доказательства, я понял, что меня убивать бесполезно. Если меня ликвидируют, будет другой следователь, который успешно закончит дело.

— В вашей книге потрясает один момент, который тоже не укладывается в голове. Там вы пишете, как оказались в судебно-медицинском морге.

— Это было в начале расследования, когда мы искали следы Шеймова. Я стал проверять все материалы о трупах с признаками умышленного убийства, которые вскрывали в 1979-м и в первой половине 1980 года.

И когда мы поднимаем эти материалы, то находим около 100 актов вскрытия, где смерть человека была, скажем так, насильственной, и порядка 150 актов по случаям ДТП. Все они не были истребованы из морга, то есть по ним вообще не было никакого движения, следствия, уголовных дел. Я установил, что, по сути, в Москве происходит массовое укрытие особо тяжких преступлений. Это уже даже не Афанасьев, а куда шире и серьёзнее проблема. Начальство тогда здорово испугалось.

— Получается, массовые сокрытия преступлений были одной из причин удивительно высокой раскрываемости, которой так гордились в Советском Союзе? Зачастую всё бесперспективное просто спускалось на тормозах, в том числе чтобы не омрачать статистику?

— То, с чем я столкнулся на «Ждановской», — укрывательство преступлений милиционеров — было лишь подтверждением того, что я уже неоднократно встречал на Украине, где начинал карьеру. Пример. На той же «Ждановской» в 1978 году убивают человека. Находят его труп, а у него в руке милицейская пуговица. Сразу начали с этого же отделения на «Ждановской», быстро вычислили тех, кто был пьян, — двух человек, — прибыли к ним в общежитие, они всё ещё пьяные. Берут мундир, там никакой экспертизы не надо — ясно, что пуговица от него оторвана. И их начинают возить, начиная от мелкого начальника и до руководства ГУВД. Везде говорят: «Мерзавцы, мерзавцы, что же вы наделали?» Объявляют, что уволены. Один был из Рязани, другой — из Владимира.

Они уезжают домой, а вместо того, чтобы возбудить уголовное дело, прокуратура этого района выносит отказ. Когда я этот эпизод раскопал, отказной материал был уже уничтожен. Самое поразительное для меня было то, что укрывать преступления милиции помогали суды и прокуратура.

— То, что вы вскрыли, имело какие-то долгоиграющие последствия? Неужели наверху не поняли, что надо с этим что-то делать?

— Когда дело было закончено, меня пригласил к себе генпрокурор СССР Александр Рекунков. Также он пригласил Юрия Белевича, прокурора судебного отдела, который поддерживал обвинение в суде, и начальника этого подразделения Роберта Тихомирова. И Рекунков попросил нас подготовить докладную записку в ЦК КПСС. Это был июль 1982 года. Она писалась дипломатично, Рекунков лично её редактировал и некоторые резкие моменты сгладил. Черновик у меня остался, кстати.

И там была последняя фраза (он её всё-таки оставил), что работники московской милиции в день совершали больше преступлений, чем раскрывали. Укрытие преступлений было повсеместным и массовым — как в этом отделении, так и в целом по Москве.

Помню оттуда яркий пример: человека избили и ограбили милиционеры на станции метро «Пушкинская». Он поднимается на улицу и идёт сразу на Петровку, 38. Те выезжают, берут с поличным милиционеров, вещи его у них — это же в чистом виде разбой. А им в итоге устроили суд офицерской чести и вынесли порицание. И таких примеров было немало.

Записка должна была лечь на стол членов Политбюро, руководства страны, но в итоге этого не произошло.

лента яндекса

В этой теме отвечено 0 раз и проглядели 4032 раза!

Наши сервисы

Анонимное голосование